Уважаемый
Krassна Ваши замечания я отвечу чуть позже. А сейчас отечу уважаемым
Sher и
Эль.
Sher
"Узким" местам концепции трудового происхождения человека я намерен в ближайшее время посвятить небольшую статью, затронув и тот сюжет, о котором говорите Вы.
Замечу лишь, что я не только не оспариваю, но и настаиваю на том, что поведение, как минимум, высших животных не может быть полностью выведено из биологических программ. А многие (большинство) исследователи до сих пор придерживаются декартовских взглядов на развитый живой организм как на сложный автомат. Но для того, чтобы преодолеть картезианство вовсе не обязательно с порога приписывать животным способность к труду, при помощи которой создается культура. Спонтанность не "приближает" обезьяну к человеку. А если "приближает" - то только в том смысле, что оба они представители живого (не тождественно животному), а спонтанность – его атрибут. Но об этом тоже скажу в статье.
Кстати, что Вы понимаете под "культурой" применительно к обезьянам?
И не совсем понял, что значит «количественная грань» между животным и человеком?
Серию классических опытов с обезьянами, о которых упоминаю я, поставил Вольфганг Келер – один из основоположников гештальтпсихологии. Затем эти опыты повторила российская исследовательница Н.Н.Ладыгина-Котс. О них так много рассказывалось, что люди, действительно, даже выучили "алгоритм" решения так называемых двухфазных задач. В опытах фигурировали разные шимпанзе, но "главным героем" был, несомненно, шимпанзе Султан – необычайно смекалистое существо. Совершенно верно, и Келер, и Ладыгина-Котс, и многие другие исследователи описывали факты научения у шимпанзе. Вопрос лишь один: что стоит за этим научением. Как Вам наверняка известно, у обезьян и особенно у шимпанзе превосходно развита способность к подражанию. И другие обезьяны просто копировали удачные находки великого Султана. Но, должен заметить, что у подражания есть свои границы. Решение некоторых задач предполагает столь сложную систему действий, что их скопировать просто нельзя (это относится и к человеку). Например, Келер констатирует, что один шимпанзе случайно нашел способ вытаскивать муравьев из муравейника при помощи соломинки (чтобы предохраниться от укусов). Ему сразу последовали все остальные. А есть усложненный вариант келеровской задачи с палками. Кстати, одна обезьяна из келеровских опытов (не Султан) была на "полпути" к решению. Она хватала две обычные палки, но не те которые можно вставить друг в друга, и пыталась их соединить. Т.е. внешне она скопировала рисунок действия путем подражания, но не "поняла", что здесь еще важен и способ соединения.
Крысы великолепно обучаемы. Это – не комплимент в связи с наступившем Годом Желтой Крысы
, а констатация факта. Но что такое "крысиный ум"? Это – прежде всего оперативная, очень избирательная чувствительность и реакция на сигналы, поступающие извне. Но это относится только к обонянию, слуху и, как ни странно, к осязанию крыс. А вот зрение, как и положено ночным, тем более, мелким животным, у крыс развито слабовато. Они – дальнозорки. Так что термин "наблюдение" - не про них. Тем не менее крысы могли отслеживать то, что происходит с их сородичами в лабиринте. Дело в том, что многие животные являются уникальными "сигнальными системами". О любом своем состоянии, опыте, "статусе" животное "сообщает" себе подобным не только голосом и поведением, а в первую очередь – запахом. Общеизвестный пример: животные метят территории. Однако совершенно особую роль у них играют запахи секреторного происхождения. По ним определяется пол, возраст, физическое и психическое состояние и др. животного. Посредством секреции выделяя пахучие вещества, животное "помечает" в том числе удачные и неудачные пробы. А у "наблюдателей" есть природой установленная "шкала" для различения того и другого. Они соотносят запах с местоположением животного в лабиринте и таким образом "учатся".
Про тараканов слышу впервые (знаком лишь с данными аналогичных опытов на рыбах – сомиках). Если можно, киньте ссылку. Очень интересно. Но зрение у тараканов – тоже, прямо скажем, не выдающееся. Правда, они лучше, чем люди, видят в темноте, но плохо различают объекты. В частности, докучливые членистоногие не могут отличить специальную коробочку с колесиками от своего собрата – эту задачу ученые предлагали им в ходе специальных экспериментов. Скорее всего, эффекты научения обусловлены той же сигнальностью.
Формально удобно рассуждать: у животного есть генетическая программа, у человека ее аналог – социальная (общественный опыт, культура). В них заранее заложены формы поведения, которые, конечно, корректируются применительно к обстоятельствам и в зависимости от индивидуальных особенностей. Но с точки зрения принципов, которые лежат в основе обеих программ сие не очень существенно. Я, наоборот, считаю, что в самих программах заложены не только ограничения активности, но и возможности их преодоления. (У человека это, конечно, выражено в более развитой и яркой форме.) Ограничение и необходимо для того, чтобы ощутить (понять) – дальше действовать привычным способом нельзя.
Возьмите родной язык. По большому счету, он ничем не отличается от ложки, карандаша или молотка. Язык – такой же инструмент человеческой жизни, оперировать которым можно, только придерживаясь норм его употребления. Эти нормы исторически сложились и объективно существуют в культуре. Каждый вновь родившийся человек застает их как "данность" и потому заново не изобретает, а осваивает язык. Но вот что интересно. Освоив язык, одни так и остаются на уровне его обыденного употребления, а другие создают на нем литературные шедевры. Зачастую – тут Вы правы – принадлежность к "творческой" профессии не влияет на продуктивность "пользования" достижениями культуры. Можно сказать: тут все решает талант. Но талант талантом, а язык-то один, со своими нормами, традициями и т.д. Талант не создает колоссов из глины, он делает то, что из глины принято создавать (недаром любой мастер придирчив выборе материала), но при этом использует ее возможности, извините за тавтологию, талантливее, чем остальные. Что же это за возможности?
В своей книге «От двух до пяти» Чуковский исследует удивительный феномен детского словотворчества. Маленькие дети «коверкуют» слова, «играют» с их звуковой оболочкой. И тогда рождаются всевозможные «пескаваторы», «мокрессы», «копатки». Чуковский предположил, что это не случайно: ребенок таким образом овладевает словообразовательными средствами (грамматикой) родного языка. Ведь эти средства на словах не написаны. Не выявив их, остается лишь пассивно заучивать лексику. Но так его никогда не освоить, а, уж, малышам это вовсе не по силам. Словообразовательные средства можно выявить, лишь по-особому действуя со словами. Это и позволяет словотворчество, которое вводит ребенка в потаенный мир языковой грамматики, хотя он еще не умеет читать и писать. Последующие исследования (Арушанова, Цейтлин, и др.) подтвердили правоту Чуковского: без словотворчества, открытия скрытых возможностей слова ребенок полноценно не овладеет языковой нормой. Способностью к словтворчеству наделены все дети, но в поэтическую способность она перерастает у немногих.
Спасибо за упоминание книги Ж.И.Резниковой «Интеллект и язык животных и человека. Основы когнитивной этологии». Это учебное пособие мне знакомо. Пособие, действительно, написано превосходно, факты – в высшей степени интересные и не затертые, а, вот, с интерпретациями можно спорить. Спорной мне представляется даже не столько позиция автора, сколько общие установки этологического подхода, который она представляет. В любом случае книга – хороший повод и материал для диалога.